Special thanks are due to S.T. Joshi for his permission to use comments for H.P. Lovecraft lyrics, published in this edition.
© Д. Попов, перевод на русский язык, 2020
© ООО «Издательство АСТ», 2020
Стихотворения
Fungi from Yuggoth / Грибки с Юггота
I. The Book
- The place was dark and dusty and half-lost
- In tangles of old alleys near the quays,
- Reeking of strange things brought in from the seas,
- And with queer curls of fog that west winds tossed.
- Small lozenge panes, obscured by smoke and frost,
- Just shewed the books, in piles like twisted trees,
- Rotting from floor to roof – congeries
- Of crumbling elder lore at little cost.
- I entered, charmed, and from a cobwebbed heap
- Took up the nearest tome and thumbed it through,
- Trembling at curious words that seemed to keep
- Some secret, monstrous if one only knew.
- Then, looking for some seller old in craft,
- I could find nothing but a voice that laughed.
I. Книга
- Таилась лавка та в местах глухих
- Запутанных ветшающих аллей
- Близ пирсов в вони тварей из морей,
- Стелился где туман в клубах чудных.
- За копотью на окнах форм косых
- Ряды виднелись шатких штабелей
- Из ветхих книг, одна другой гнилей —
- Низка была цена за знанья в них.
- Туда зашел я, чарами пленен,
- Взял некий том и стал его листать,
- Дрожа над текстом, был где отражен
- Секрет – ужасный, доведись его узнать.
- Затем искал я продавца книг тех,
- Но было пусто, слышался лишь смех.
II. Pursuit
- I held the book beneath my coat, at pains
- To hide the thing from sight in such a place;
- Hurrying through the ancient harbour lanes
- With often-turning head and nervous pace.
- Dull, furtive windows in old tottering brick
- Peered at me oddly as I hastened by,
- And thinking what they sheltered, I grew sick
- For a redeeming glimpse of clean blue sky.
- No one had seen me take the thing – but still
- A blank laugh echoed in my whirling head,
- And I could guess what nighted worlds of ill
- Lurked in that volume I had coveted.
- The way grew strange – the walls alike and madding —
- And far behind me, unseen feet were padding.
II. Преследование
- Держал я книгу под пальто своим,
- Сокрыв от тех, кого мог встретить там,
- Бежал по переулкам вековым,
- Бросая нервно взгляд по сторонам.
- Окошки хмурые в чужих домах
- Смотрели странно – думая о том,
- Что в них таится, чувствовал я страх
- С тоской о небе ясном голубом.
- От взоров скрытно вещь взята была,
- Но смех бесцветный все в ушах звучал,
- И понял я, миры какие зла
- Хранились в томе, столь что возжелал.
- Терялся путь в безумье стен похожих —
- И звук шагов за мной страшил до дрожи.
III. The Key
- I do not know what windings in the waste
- Of those strange sea-lanes brought me home once more,
- But on my porch I trembled, white with haste
- To get inside and bolt the heavy door.
- I had the book that told the hidden way
- Across the void and through the space-hung screens
- That hold the undimensioned worlds at bay,
- And keep lost aeons to their own demesnes.
- At last the key was mine to those vague visions
- Of sunset spires and twilight woods that brood
- Dim in the gulfs beyond this earth’s precisions,
- Lurking as memories of infinitude.
- The key was mine, but as I sat there mumbling,
- The attic window shook with a faint fumbling.
III. Ключ
- Не знаю, снова как нашел свой дом,
- Блуждая средь аллей и пустырей,
- Но вот к крыльцу я бросился бегом,
- Стремясь внутри укрыться поскорей.
- Поведал том о спрятанном пути,
- Ведущем сквозь завесы в пустоте,
- Миров безмерных держат что бразды
- И эоны хранят в своей среде.
- Моим был ключ к загадочным виденьям
- В закате шпилей, сумрачных лесов,
- Что в безднах вопреки всем устроеньям
- Висят, как бесконечности сонм снов.
- Когда ж шептание мое раздалось,
- Окно в мансарде дрожью отозвалось.
IV. Recognition
- The day had come again, when as a child
- I saw – just once – that hollow of old oaks,
- Grey with a ground-mist that enfolds and chokes
- The slinking shapes which madness has defiled.
- It was the same – an herbage rank and wild
- Clings round an altar whose carved sign invokes
- That Nameless One to whom a thousand smokes
- Rose, aeons gone, from unclean towers up-piled.
- I saw the body spread on that dank stone,
- And knew those things which feasted were not men;
- I knew this strange, grey world was not my own,
- But Yuggoth, past the starry voids – and then
- The body shrieked at me with a dead cry,
- And all too late I knew that it was I!
IV. Осознание
- Вновь день пришел, когда я увидал,
- Как в детстве раз, низину о дубах,
- Где формы задыхаются в клубах
- Тумана, где безумье правит бал.
- Алтарь как прежде в травах утопал,
- И Безымянный призван в письменах —
- К нему курений дым, идя в веках,
- Взвивался с башен, дух что зла объял.
- Я тело зрел на камне том сыром
- И знал, не у людей что был там пир,
- Не мой что был тот свет, уныл во всем,
- Но Юггот чуждый, в звездной бездне мир.
- Вдруг пленник взвыл, увидевши меня,
- И поздно мне открылось: то был я!
V. Homecoming
- The daemon said that he would take me home
- To the pale, shadowy land I half recalled
- As a high place of stair and terrace, walled
- With marble balustrades that sky-winds comb,
- While miles below a maze of dome on dome
- And tower on tower beside a sea lies sprawled.
- Once more, he told me, I would stand enthralled
- On those old heights, and hear the far-off foam.
- All this he promised, and through sunset’s gate
- He swept me, past the lapping lakes of flame,
- And red-gold thrones of gods without a name
- Who shriek in fear at some impending fate.
- Then a black gulf with sea-sounds in the night:
- “Here was your home,” he mocked, “when you had sight!”
V. Возвращение домой
- Меня домой взять демон был готов,
- В край светлый тот, мои что сны хранят:
- Террасы ввысь, чей мрамор балюстрад
- Расчесывает кудри облаков,
- Внизу же лабиринт из куполов
- И башен, подле волны где шумят.
- Меня, сказал он, чары вновь пленят
- Высот, с них буду слушать моря зов.
- И чрез закат понес меня с собой —
- Над озером, где плещется огонь,
- Над тронами могуществ без имен,
- Кричат что в страхе пред своей судьбой.
- Затем – шум моря в бездне черноты:
- «Был здесь твой дом, – бес хмыкнул, – зрел что ты!»
VI. The Lamp
- We found the lamp inside those hollow cliffs
- Whose chiseled sign no priest in Thebes could read,
- And from whose caverns frightened hieroglyphs
- Warned every living creature of earth’s breed.
- No more was there – just that one brazen bowl
- With traces of a curious oil within;
- Fretted with some obscurely patterned scroll,
- And symbols hinting vaguely of strange sin.
- Little the fears of forty centuries meant
- To us as we bore off our slender spoil,
- And when we scanned it in our darkened tent
- We struck a match to test the ancient oil.
- It blazed – great God!.. But the vast shapes we saw
- In that mad flash have seared our lives with awe.
VI. Лампа
- Попалась лампа нам в пещерах скал,
- Жрецы из Фив чей символ не прочли,
- Где текст из иероглифов пугал
- Всех тварей существующих Земли.
- Из меди чаша эта лишь нашлась
- С остатком масла странного на дне;
- Узором жутким череда вилась
- Порочных знаков и письмён по ней.
- Не вняв боязням сорока веков,
- Мы прихватили скудный наш трофей,
- И в ночь, вернувшись под палатки кров,
- Поджечь решили масло в озорстве.
- Как вспыхнуло!.. Но жуть огонь явил,
- Чей вид нам страхом души иссушил.
VII. Zaman’s Hill
- The great hill hung close over the old town,
- A precipice against the main street’s end;
- Green, tall, and wooded, looking darkly down
- Upon the steeple at the highway bend.
- Two hundred years the whispers had been heard
- About what happened on the man-shunned slope —
- Tales of an oddly mangled deer or bird,
- Or of lost boys whose kin had ceased to hope.
- One day the mail-man found no village there,
- Nor were its folk or houses seen again;
- People came out from Aylesbury to stare —
- Yet they all told the mail-man it was plain
- That he was mad for saying he had spied
- The great hill’s gluttonous eyes, and jaws stretched wide.
VII. Холм Замана
- Над градом холм огромный нависал
- Обрывом против улицы конца;
- Высокий и зеленый, он взирал
- На колокольню с видом гордеца.
- Два века уж шептались о делах
- На склоне, ужас брал ходить куда —
- Об изувеченных зверей телах,
- О мальчиках, пропавших без следа.
- Раз почтальон села там не нашел,
- Исчезли напрочь жители, дома;
- Из Эйлсбери проверить люд пошел:
- Видать, лишился тот почтарь ума,
- Коль видел он, раскрыл как холм свой зев,
- Глазами жадными при том смотрев.
VIII. The Port
- Ten miles from Arkham I had struck the trail
- That rides the cliff-edge over Boynton Beach,
- And hoped that just at sunset I could reach
- The crest that looks on Innsmouth in the vale.
- Far out at sea was a retreating sail,
- White as hard years of ancient winds could bleach,
- But evil with some portent beyond speech,
- So that I did not wave my hand or hail.
- Sails out of Innsmouth! echoing old renown
- Of long-dead times. But now a too-swift night
- Is closing in, and I have reached the height
- Whence I so often scan the distant town.
- The spires and roofs are there – but look! The gloom
- Sinks on dark lanes, as lightless as the tomb!
VIII. Порт
- От Аркхэма я десять миль шагал
- Над Бойнтон-Бич вдоль пропастей краев,
- И думал быть к закату у холмов,
- Внизу в долине Иннсмут где лежал.
- Там парус в даль морскую уплывал,
- Лишенный цвета натиском ветров,
- Зловещ предвестьем, коему нет слов —
- Рукой ему я вслед не помахал.
- За Иннсмут курс! – звучат лишь эхом дни
- Великих дел. Но близок час ночной,
- Маячит уж вершина предо мной,
- Откуда города черты видны.
- Вот шпили, крыши – но взгляни! Все мрак
- Покрыл – могилы лишь чернеют так!
IX. The Courtyard
- It was the city I had known before;
- The ancient, leprous town where mongrel throngs
- Chant to strange gods, and beat unhallowed gongs
- In crypts beneath foul alleys near the shore.
- The rotting, fish-eyed houses leered at me
- From where they leaned, drunk and half-animate,
- As edging through the filth I passed the gate
- To the black courtyard where the man would be.
- The dark walls closed me in, and loud I cursed
- That ever I had come to such a den,
- When suddenly a score of windows burst
- Into wild light, and swarmed with dancing men:
- Mad, soundless revels of the dragging dead —
- And not a corpse had either hands or head!
IX. Внутренний двор
- Тот старый град мне прежде был знаком;
- Стан лепры, где чужим богам хвальбы
- Под гонг звучат от метисов толпы
- Из склепов тайных на брегу морском.
- Взгляд окон блеклых полон был вражды
- В домах, где жили пьянь да нищета,
- Пока я шел по грязи чрез врата
- Во двор, чтоб человека там найти.
- Нависли стены хмурые вокруг,
- И проклял я, пришел что в сей притон,
- Когда зажглись десятки окон вдруг,
- Явив безумно пляшущих персон:
- Безмолвная пирушка мертвецов —
- И были все без рук и без голов!
X. The Pigeon-Flyers
- They took me slumming, where gaunt walls of brick
- Bulge outward with a viscous stored-up evil,
- And twisted faces, thronging foul and thick,
- Wink messages to alien god and devil.
- A million fires were blazing in the streets,
- And from flat roofs a furtive few would fly
- Bedraggled birds into the yawning sky
- While hidden drums droned on with measured beats.
- I knew those fires were brewing monstrous things,
- And that those birds of space had been Outside —
- I guessed to what dark planet’s crypts they plied,
- And what they brought from Thog beneath their wings.
- The others laughed – till struck too mute to speak
- By what they glimpsed in one bird’s evil beak.
X. Голубиная почта
- Меня в трущобы взяли, стены где
- Вздувает затаенный вязкий срам,
- И лица в скверне и нечистоте
- Подмигивают чуждым божествам.
- Сверкали тысячи костров вокруг,
- А с плоских крыш в зияющую высь
- Пускали птиц, замызганных как крыс,
- Под барабанов скрытых мерный стук.
- Я знал, что жуть варилась на кострах,
- Что были птицы космоса Вовне —
- Гадал о целях их межзвездного турне,
- О том, несли что с Тога на крылах.
- Смеялись все – но замерли столбом,
- Увидев нечто в птичьем клюве злом.
XI. The Well
- Farmer Seth Atwood was past eighty when
- He tried to sink that deep well by his door,
- With only Eb to help him bore and bore.
- We laughed, and hoped he’d soon be sane again.
- And yet, instead, young Eb went crazy, too,
- So that they shipped him to the county farm.
- Seth bricked the well-mouth up as tight as glue —
- Then hacked an artery in his gnarled left arm.
- After the funeral we felt bound to get
- Out to that well and rip the bricks away,
- But all we saw were iron hand-holds set
- Down a black hole deeper than we could say.
- And yet we put the bricks back – for we found
- The hole too deep for any line to sound.
XI. Колодец
- Сет Этвуд прожил восемьдесят лет,
- Когда решил колодец углубить,
- И помогал ему лишь Эб бурить,
- А мы смеялись – вот рехнулся дед!
- Тут юный Эб вдруг тронулся умом —
- Беднягу посадили под замок.
- Колодец Сет заделал кирпичом
- И на руке артерию рассек.
- Мы с похорон пошли на Сета двор,
- С того колодца кирпичи чтоб снять,
- В нем оказался ряд ручных опор,
- Как глубоко спускались – не видать.
- Но кладка вновь была возвращена:
- Ничем мы не смогли достать до дна.
XII. The Howler
- They told me not to take the Briggs’ Hill path
- That used to be the highroad through to Zoar,
- For Goody Watkins, hanged in seventeen-four,
- Had left a certain monstrous aftermath.
- Yet when I disobeyed, and had in view
- The vine-hung cottage by the great rock slope,
- I could not think of elms or hempen rope,
- But wondered why the house still seemed so new.
- Stopping a while to watch the fading day,
- I heard faint howls, as from a room upstairs,
- When through the ivied panes one sunset ray
- Struck in, and caught the howler unawares.
- I glimpsed – and ran in frenzy from the place,
- And from a four-pawed thing with human face.
XII. Ревун
- Чрез Бриггс-Хилл в Зор совет был не идти:
- «Святой» Уоткинс, хоть давно уж мертвый —
- Повешен в тысяча семьсот четвертый —
- Оставил страшное на том пути.
- Но я пошел, когда же дома кров
- В плюще возник из-под скалы крутой,
- Не вспомнил даже о веревке той,
- А поразился: дом стоял как нов.
- Взирая на заката красоту,
- Я слабый рев услышал из окна;
- Вдруг луч пронзил покоев темноту
- И высветил обличье ревуна.
- Помчался как безумный я бегом
- От твари с лапами, людским лицом.
XIII. Hesperia
- The winter sunset, flaming beyond spires
- And chimneys half-detached from this dull sphere,
- Opens great gates to some forgotten year
- Of elder splendours and divine desires.
- Expectant wonders burn in those rich fires,
- Adventure-fraught, and not untinged with fear;
- A row of sphinxes where the way leads clear
- Toward walls and turrets quivering to far lyres.
- It is the land where beauty’s meaning flowers;
- Where every unplaced memory has a source;
- Where the great river Time begins its course
- Down the vast void in starlit streams of hours.
- Dreams bring us close – but ancient lore repeats
- That human tread has never soiled these streets.
XIII. Гесперия
- Зимой в унылых небесах закат
- Над градом, чьи черты едва видны,
- Уводит в позабытые уж дни
- Величия и неземных отрад.
- В огнях тех ярких чудеса горят,
- Дерзки, но ужасом омрачены;
- Ряд сфинксов, где дорога до стены
- И башен, что от дальних лир дрожат.
- То край, где значит красота цветенье,
- Воспоминаний где все очаги,
- Где происходит Времени-реки
- Часов потоком в пустоту паденье.
- Туда нас сны ведут – но никогда
- Людьми не осквернялись те места.
XIV. Star-Winds
- It is a certain hour of twilight glooms,
- Mostly in autumn, when the star-wind pours
- Down hilltop streets, deserted out-of-doors,
- But shewing early lamplight from snug rooms.
- The dead leaves rush in strange, fantastic twists,
- And chimney-smoke whirls round with alien grace,
- Heeding geometries of outer space,
- While Fomalhaut peers in through southward mists.
- This is the hour when moonstruck poets know
- What fungi sprout in Yuggoth, and what scents
- And tints of flowers fill Nithon’s continents,
- Such as in no poor earthly garden blow.
- Yet for each dream these winds to us convey,
- A dozen more of ours they sweep away!
XIV. Звездные ветры
- Есть некий час осенней темноты,
- Когда нисходит звездный ветер вдруг
- На улицы, умолк шагов где звук,
- Но льют из окон свет домов ряды.
- Рой мертвых листьев сказочно кружит,
- И с чуждой грацией клубится дым,
- Законам подчиняясь неземным,
- А сквозь туманы Фомальгаут зрит.
- Поэт безумный узнаёт в сей час,
- Растут на Югготе что за грибки,
- Как пахнут Найтона земель цветки,
- Что в скудных не сыскать садах у нас.
- Но ветры те за принесенный сон
- Десяток наших грез берут в полон!
XV. Antarktos
- Deep in my dream the great bird whispered queerly
- Of the black cone amid the polar waste;
- Pushing above the ice-sheet lone and drearly,
- By storm-crazed aeons battered and defaced.
- Hither no living earth-shapes take their courses,
- And only pale auroras and faint suns
- Glow on that pitted rock, whose primal sources
- Are guessed at dimly by the Elder Ones.
- If men should glimpse it, they would merely wonder
- What tricky mound of Nature’s build they spied;
- But the bird told of vaster parts, that under
- The mile-deep ice-shroud crouch and brood and bide.
- God help the dreamer whose mad visions shew
- Those dead eyes set in crystal gulfs below!
XV. Антарктос
- Шептала птица мне из сна пучины
- О пике черном, что навис с тоской
- Над льдом полярной мертвенной пустыни,
- Истертый вечность длящейся пургой.
- Отсюда жизнь гонима словно мором,
- Лишь солнца да сияний южных свет
- Подсвечивает в шрамах пик, в котором
- Творенья Старших виден смутный след.
- Узрят коль люди, скажут в удивленье:
- Чудной Природа создала курган,
- Но клюв вещал: в ледовом погребенье
- Покоится и ждет громадный стан.
- Не дай вам бог узреть во сне хоть раз
- В хрустальной бездне вид тех мертвых глаз!
XVI. The Window
- The house was old, with tangled wings outthrown,
- Of which no one could ever half keep track,
- And in a small room somewhat near the back
- Was an odd window sealed with ancient stone.
- There, in a dream-plagued childhood, quite alone
- I used to go, where night reigned vague and black;
- Parting the cobwebs with a curious lack
- Of fear, and with a wonder each time grown.
- One later day I brought the masons there
- To find what view my dim forbears had shunned,
- But as they pierced the stone, a rush of air
- Burst from the alien voids that yawned beyond.
- They fled – but I peered through and found unrolled
- All the wild worlds of which my dreams had told.
XVI. Окно
- В пристроек путанице дом стоял,
- Где заплутать любой мог средь ходов,
- И было в комнатке вблизи задов
- Окно, что камень древний закрывал.
- Я в детстве, в коем столько снов видал,
- Ходил туда, под ночи черной кров,
- Срывая смело сети пауков,
- И удивляться не переставал.
- Привел рабочих я во тьмы чертог
- Узнать, страшило предков что в окне;
- Пробили камень – воздуха поток
- Вдруг хлынул из иных пустот вовне.
- И стали мне оттоль миры видны,
- Давно о коих рассказали сны.
XVII. A Memory
- There were great steppes, and rocky table-lands
- Stretching half-limitless in starlit night,
- With alien campfires shedding feeble light
- On beasts with tinkling bells, in shaggy bands.
- Far to the south the plain sloped low and wide
- To a dark zigzag line of wall that lay
- Like a huge python of some primal day
- Which endless time had chilled and petrified.
- I shivered oddly in the cold, thin air,
- And wondered where I was and how I came,
- When a cloaked form against a campfire’s glare
- Rose and approached, and called me by my name.
- Staring at that dead face beneath the hood,
- I ceased to hope – because I understood.
XVII. Воспоминание
- Объял высокий звездный небосклон
- Степей и взгорий беспредельный край,
- В кочевьях освещал огонь костра
- Мохнатый скот под бубенцов трезвон.
- Спускался вдаль на юг широкий дол
- До темной и извилистой стены,
- Питону первобытному сродни,
- За вечность форму камня что обрел.
- На холоде пробрала дрожь меня:
- Но где я? Как же я сюда попал?
- Поднялся некто в зареве огня
- И громко имя вдруг мое назвал.
- Вглядевшись в трупа жуткий силуэт,
- Лишился я надежд, узнав ответ.
XVIII. The Gardens of Yin
- Beyond that wall, whose ancient masonry
- Reached almost to the sky in moss-thick towers,
- There would be terraced gardens, rich with flowers,
- And flutter of bird and butterfly and bee.
- There would be walks, and bridges arching over
- Warm lotos-pools reflecting temple eaves,
- And cherry-trees with delicate boughs and leaves
- Against a pink sky where the herons hover.
- All would be there, for had not old dreams flung
- Open the gate to that stone-lanterned maze
- Where drowsy streams spin out their winding ways,
- Trailed by green vines from bending branches hung?
- I hurried – but when the wall rose, grim and great,
- I found there was no longer any gate.
XVIII. Сады Йина
- За той стеной, что небеса почти
- Достала древней кладкой башен мшистых,
- Полны порханья да цветов душистых,
- Раскинулись висячие сады.
- Дорожки и мосты там над каналом,
- Где отражается чудесный храм,
- И льнут на вишнях лепестки к ветвям,
- И цапли реют в поднебесье алом.
- Я б всё увидел – ведь распахнули сны
- Врата в тот парк светильников-камней,
- Ручьи где вьются тихо средь теней
- От лоз, что густо переплетены!
- Когда ж предстал пред мной стены оплот —
- Увы! – в ней больше не было ворот.
XIX. The Bells
- Year after year I heard that faint, far ringing
- Of deep-toned bells on the black midnight wind;
- Peals from no steeple I could ever find,
- But strange, as if across some great void winging.
- I searched my dreams and memories for a clue,
- And thought of all the chimes my visions carried;
- Of quiet Innsmouth, where the white gulls tarried
- Around an ancient spire that once I knew.
- Always perplexed I heard those far notes falling,
- Till one March night the bleak rain splashing cold
- Beckoned me back through gateways of recalling
- To elder towers where the mad clappers tolled.
- They tolled – but from the sunless tides that pour
- Through sunken valleys on the sea’s dead floor.
XIX. Колокола
- Годами слышал гулкий звон далекий
- Я в ветре полуночной черноты,
- Не с колокольни, что встречал в пути,
- Но чуждый, как из бездны преглубокой.
- Ответ я в снах и в памяти искал,
- Представил звоны каждого виденья
- И Иннсмут, чайки в белом оперенье
- Где вились подле шпиля, кой я знал.
- Так и дивился я б далеким нотам,
- Но хладный дождь раз в мартовскую ночь
- Меня направил к памяти воротам
- И к башням, что звонили во всю мочь —
- Но от течений, мчавших в глубине
- Чрез затонувший дол на мертвом дне.
XX. Night-Gaunts
- Out of what crypt they crawl, I cannot tell,
- But every night I see the rubbery things,
- Black, horned, and slender, with membraneous wings,
- And tails that bear the bifid barb of hell.
- They come in legions on the north wind’s swell,
- With obscene clutch that titillates and stings,
- Snatching me off on monstrous voyagings
- To grey worlds hidden deep in nightmare’s well.
- Over the jagged peaks of Thok they sweep,
- Heedless of all the cries I try to make,
- And down the nether pits to that foul lake
- Where the puffed shoggoths splash in doubtful sleep.
- But oh! If only they would make some sound,
- Or wear a face where faces should be found!
XX. Ночные мверзи
- Обитель их под гробовой плитой —
- Ночами вижу тварей о рогах,
- Худых, крылатых, черных, о хвостах
- С двойной колючкой, злобой налитой.
- Они с бореем предстают ордой
- И, грубо сжав меня в своих когтях,
- Несут к мирам в безрадостных цветах,
- В колодце страха скрытым чернотой.
- Над гребнем Тока мчатся в вышине,
- К моим мольбам глухи, и в самый ад,
- До озера, что источает смрад,
- Где брызжут шогготы в притворном сне.
- О, если б издавали звук они,
- И лик несли, где лица быть должны!
XXI. Nyarlathotep
- And at the last from inner Egypt came
- The strange dark One to whom the fellahs bowed;
- Silent and lean and cryptically proud,
- And wrapped in fabrics red as sunset flame.
- Throngs pressed around, frantic for his commands,
- But leaving, could not tell what they had heard;
- While through the nations spread the awestruck word
- That wild beasts followed him and licked his hands.
- Soon from the sea a noxious birth began;
- Forgotten lands with weedy spires of gold;
- The ground was cleft, and mad auroras rolled
- Down on the quaking citadels of man.
- Then, crushing what he chanced to mould in play,
- The idiot Chaos blew Earth’s dust away.
XXI. Ньярлатхотеп
- И вот явился из Египта он —
- Царь Темный, кланялся кому феллах;
- Надменен, худощав и скуп в речах,
- В шелка заката цвета облачен.
- Что б ни сказал он – верил люд всему,
- Но повторить не мог его слова,
- А по народам разнеслась молва,
- Что лижут руки хищники ему.
- Отрава вышла из морских глубин —
- Держав забытых шпилей силуэт;
- Мир треснул, и безумных вспышек свет
- Растекся средь расколотых домин.
- Затем, своих забав стирая плод,
- Развеял Землю Хаос-идиот.
XXII. Azathoth
- Out in the mindless void the daemon bore me,
- Past the bright clusters of dimensioned space,
- Till neither time nor matter stretched before me,
- But only Chaos, without form or place.
- Here the vast Lord of All in darkness muttered
- Things he had dreamed but could not understand,
- While near him shapeless bat-things flopped and fluttered
- In idiot vortices that ray-streams fanned.
- They danced insanely to the high, thin whining
- Of a cracked flute clutched in a monstrous paw,
- Whence flow the aimless waves whose chance combining
- Gives each frail cosmos its eternal law.
- “I am His Messenger,” the daemon said,
- As in contempt he struck his Master’s head.
XXII. Азатот
- Меня доставил бес в пустые дали
- За все известные скопленья звезд,
- Где время и материя пропали,
- Был Хаос лишь, сумбурный зла форпост.
- Шептал там в мраке Властелин громадный
- О снах своих, осмыслить что не мог,
- Вкруг вились твари внешности нескладной
- В воронках, что раздул лучей поток.
- Они плясали дико под скуленье
- Безумной флейты в мерзостных когтях,
- Чьих волн бесцельных глупое смешенье
- Закон привносит во вселенных прах.
- «Посланник я Его», – мне бес сказал
- И тумака Владыке грубо дал.
XXIII. Mirage
- I do not know if ever it existed —
- That lost world floating dimly on Time’s stream —
- And yet I see it often, violet-misted,
- And shimmering at the back of some vague dream.
- There were strange towers and curious lapping rivers,
- Labyrinths of wonder, and low vaults of light,
- And bough-crossed skies of flame, like that which quivers
- Wistfully just before a winter’s night.
- Great moors led off to sedgy shores unpeopled,
- Where vast birds wheeled, while on a windswept hill
- There was a village, ancient and white-steepled,
- With evening chimes for which I listen still.
- I do not know what land it is – or dare
- Ask when or why I was, or will be, there.
XXIII. Мираж
- А был ли он, я спрашиваю снова —
- Забытый мир, чрез Время что плывет —
- Но часто зрю его во мге лиловой,
- Сна смутного мерцающий налет.
- Там были башни, с плеском странным реки,
- Диковин лабиринт, простор небес
- И та заря, что будит в человеке
- По вечерам желание чудес.
- Безлюдный брег, осокой обрамлен,
- Где вились птицы, а над ним
- Деревня с колокольнею, чей звон
- Вечерний памятью моей храним.
- Не знаю, что за край – спросить боюсь,
- Когда там был, иль только окажусь.
XXIV. The Canal
- Somewhere in dream there is an evil place
- Where tall, deserted buildings crowd along
- A deep, black, narrow channel, reeking strong
- Of frightful things whence oily currents race.
- Lanes with old walls half meeting overhead
- Wind off to streets one may or may not know,
- And feeble moonlight sheds a spectral glow
- Over long rows of windows, dark and dead.
- There are no footfalls, and the one soft sound
- Is of the oily water as it glides
- Under stone bridges, and along the sides
- Of its deep flume, to some vague ocean bound.
- None lives to tell when that stream washed away
- Its dream-lost region from the world of clay.
XXIV. Канал
- Есть место жуткое в неясном сне,
- Там окружают без жильцов дома
- Канал дурной, смердящий как чума
- От мерзости какой-то в глубине.
- Там переулки, сузившись в верхах,
- До улиц вьются, что на картах нет,
- Луна роняет призрачный свой свет
- На окна мертвые в косых рядах.
- Шагов не слышно там, звучит лишь плеск
- Скользящих черных маслянистых вод —
- Теченье под мостами их несет
- До океана, зрим вдали чей блеск.
- Неведомо, когда унес поток
- Из яви сей заблудший в снах мирок.
XXV. St. Toad’s
- “Beware St. Toad’s cracked chimes!” I heard him scream
- As I plunged into those mad lanes that wind
- In labyrinths obscure and undefined
- South of the river where old centuries dream.
- He was a furtive figure, bent and ragged,
- And in a flash had staggered out of sight,
- So still I burrowed onward in the night
- Toward where more roof-lines rose, malign and jagged.
- No guide-book told of what was lurking here —
- But now I heard another old man shriek:
- “Beware St. Toad’s cracked chimes!” And growing weak,
- I paused, when a third greybeard croaked in fear:
- “Beware St. Toad’s cracked chimes!” Aghast, I fled —
- Till suddenly that black spire loomed ahead.
XXV. Сент-Тоуд
- «Эй, берегись, Сент-Тоуд там звонит!» —
- Он крикнул, лишь нырнул я второпях
- В безумных улиц лабиринт впотьмах
- Реки южней, где древность в грезах спит.
- То был старик согбенный, в рвань одетый,
- В мгновенье скрылся он из виду прочь,
- И я продолжил погружаться в ночь
- Туда, где крыши зубьями воздеты.
- В чем ужас здесь, не сказано нигде —
- Но снова я услышал жуткий зов:
- «Беги от треснувших колоколов!»
- И третий старец каркнул о беде:
- «Сент-тоудского звона берегись!»
- Я побежал – и шпиль злой взнесся ввысь.
XXVI. The Familiars
- John Whateley lived about a mile from town,
- Up where the hills begin to huddle thick;
- We never thought his wits were very quick,
- Seeing the way he let his farm run down.
- He used to waste his time on some queer books
- He’d found around the attic of his place,
- Till funny lines got creased into his face,
- And folks all said they didn’t like his looks.
- When he began those night-howls we declared
- He’d better be locked up away from harm,
- So three men from the Aylesbury town farm
- Went for him – but came back alone and scared.
- They’d found him talking to two crouching things
- That at their step flew off on great black wings.
XXVI. Домашние духи
- От града в миле Джон Уэйтли жил,
- Где начинают кучиться холмы;
- Его сметливым не считали мы,
- Поскольку в прах он ферму разорил.
- Бывало, сутками так и сидит
- За найденной в мансарде стопкой книг —
- В итоге сморщился забавно лик,
- И всех людей пугать его стал вид.
- Когда ж он начал выть, решил наш сход
- Его упечь в психушку, потому
- Явились трое эйлсберских к нему,
- Вот только дали деру от ворот:
- Беседовал он с тварями двумя,
- Умчали кои крыльями шумя.
XXVII. The Elder Pharos
- From Leng, where rocky peaks climb bleak and bare
- Under cold stars obscure to human sight,
- There shoots at dusk a single beam of light
- Whose far blue rays make shepherds whine in prayer.
- They say (though none has been there) that it comes
- Out of a pharos in a tower of stone,
- Where the last Elder One lives on alone,
- Talking to Chaos with the beat of drums.
- The Thing, they whisper, wears a silken mask
- Of yellow, whose queer folds appear to hide
- A face not of this earth, though none dares ask
- Just what those features are, which bulge inside.
- Many, in man’s first youth, sought out that glow,
- But what they found, no one will ever know.
XXVII. Маяк Старшего
- От Ленга, где вершины взметены
- До хладных звезд, невидных никому,
- Несется света луч сквозь полутьму,
- Чей блеск мольбой встречают чабаны.
- По их рассказам (не были хоть там),
- Из маяка на башне он идет,
- Последний Старший где один живет,
- Стуча посланья Хаосу в тамтам.
- Из жёлта шелка маска Существа,
- И складки странные на ней таят
- Лик неземной, но спросит кто едва,
- Что у него за выдавленный склад.
- Искали многие маячный свет,
- Но что нашли – не даст никто ответ.
XXVIII. Expectancy
- I cannot tell why some things hold for me
- A sense of unplumbed marvels to befall,
- Or of a rift in the horizon’s wall
- Opening to worlds where only gods can be.
- There is a breathless, vague expectancy,
- As of vast ancient pomps I half recall,
- Or wild adventures, uncorporeal,
- Ecstasy-fraught, and as a day-dream free.
- It is in sunsets and strange city spires,
- Old villages and woods and misty downs,
- South winds, the sea, low hills, and lighted towns,
- Old gardens, half-heard songs, and the moon’s fires.
- But though its lure alone makes life worth living,
- None gains or guesses what it hints at giving.
XXVIII. Ожидание
- Способны вещи некие внушить
- Мне чувство, будто грянут чудеса,
- Иль что разверзнутся вдруг небеса,
- Открыв миры, где боги могут быть.
- Есть ожиданье, враз не объяснить —
- Как пышности, в былом что ныне вся,
- Иль приключений, в коих грез краса,
- А дух в восторге мчится во всю прыть.
- Оно в закатах, в шпилях городов,
- В селеньях старых, в рощах и холмах,
- Во мглистых дюнах, в городских огнях,
- В негромких песнях, в магии садов.
- И хоть за лишь один соблазн жить стоит,
- Не алчут знать, намек его что кроет.
XXIX. Nostalgia
- Once every year, in autumn’s wistful glow,
- The birds fly out over an ocean waste,
- Calling and chattering in a joyous haste
- To reach some land their inner memories know.
- Great terraced gardens where bright blossoms blow,
- And lines of mangoes luscious to the taste,
- And temple-groves with branches interlaced
- Over cool paths – all these their vague dreams shew.
- They search the sea for marks of their old shore —
- For the tall city, white and turreted —
- But only empty waters stretch ahead,
- So that at last they turn away once more.
- Yet sunken deep where alien polyps throng,
- The old towers miss their lost, remembered song.
XXIX. Ностальгия
- Раз в год, в печальных осени огнях,
- За океаны стаи птиц летят,
- В счастливой спешке щебеча вразлад,
- Чтоб оказаться в памятных краях.
- Висячие сады в чудных цветах,
- И манго сладкие, за рядом ряд,
- И в рощах храмов ветви шелестят
- Над тропками – все это видят в снах.
- В полете ищут линии брегов
- Да в шпилях града белого черты —
- Но лишь пустые воды впереди,
- Так что меняют курс они свой вновь.
- А средь полипов в глубине морской
- Ждут песнь их башни древние с тоской.
XXX. Background
- I never can be tied to raw, new things,
- For I first saw the light in an old town,
- Where from my window huddled roofs sloped down
- To a quaint harbour rich with visionings.
- Streets with carved doorways where the sunset beams
- Flooded old fanlights and small window-panes,
- And Georgian steeples topped with gilded vanes —
- These were the sights that shaped my childhood dreams.
- Such treasures, left from times of cautious leaven,
- Cannot but loose the hold of flimsier wraiths
- That flit with shifting ways and muddled faiths
- Across the changeless walls of earth and heaven.
- They cut the moment’s thongs and leave me free
- To stand alone before eternity.
XXX. Истоки
- Не надо нового мне барахла —
- Ведь свет сперва явил мне старый град,
- От моего окна где крыш каскад
- Спускался в гавань – видам нет числа.
- И улицы, заката где лучи
- Оконца красили дверей резных,
- И шпили с блеском флюгеров златых —
- Все это в детстве снилось мне в ночи.
- Сей клад из сдержанной закваски лет
- Тех призраков докучных гонит вон,
- Снуют что с чепухой со всех сторон
- Меж неба и земли бессменных сред.
- Они мгновенья путы рвут на мне —
- И вот я с вечностью наедине.
XXXI. The Dweller
- It had been old when Babylon was new;
- None knows how long it slept beneath that mound,
- Where in the end our questing shovels found
- Its granite blocks and brought it back to view.
- There were vast pavements and foundation-walls,
- And crumbling slabs and statues, carved to shew
- Fantastic beings of some long ago
- Past anything the world of man recalls.
- And then we saw those stone steps leading down
- Through a choked gate of graven dolomite
- To some black haven of eternal night
- Where elder signs and primal secrets frown.
- We cleared a path – but raced in mad retreat
- When from below we heard those clumping feet.
XXXI. Житель
- Он стар был, Вавилон когда был нов;
- То тайна, сколько спал он под холмом,
- Его гранит где мы с большим трудом
- Отрыли и явили миру вновь.
- Там были основанья крепостей
- И статуи, в которых отражен
- Вид фантастических существ времен,
- Что не остались в памяти людей.
- А после мы нашли ступеней ряд,
- Вниз ведших чрез фигурные врата
- В покои, в коих ночь царит всегда,
- И Знаки Старших холодно глядят.
- Мы внутрь вошли, и ужас нас объял:
- Там в недрах кто-то тяжело ступал.
XXXII. Alienation
- His solid flesh had never been away,
- For each dawn found him in his usual place,
- But every night his spirit loved to race
- Through gulfs and worlds remote from common day.
- He had seen Yaddith, yet retained his mind,
- And come back safely from the Ghooric zone,
- When one still night across curved space was thrown
- That beckoning piping from the voids behind.
- He waked that morning as an older man,
- And nothing since has looked the same to him.
- Objects around float nebulous and dim —
- False, phantom trifles of some vaster plan.
- His folk and friends are now an alien throng
- To which he struggles vainly to belong.
XXXII. Отчуждение
- Не уходил он плотью никогда,
- Рассвет его в постели заставал,
- Но еженощно дух его летал
- К мирам, где нет земного ни следа.
- Он Йаддит зрел, не тронувшись умом,
- И в Гурской области не встретил смерть,
- Вдруг флейты зов вселенной круговерть
- Пронзил из бездн в безмолвии ночном.
- Он будто постарел с тех самых пор,
- И видится ему весь мир иным.
- Вокруг предметы плавают, что дым —
- Лишь плана большего фантомный вздор.
- Семья, друзья ему теперь чужды,
- Не может быть он частью их среды.
XXXIII. Harbour Whistles
- Over old roofs and past decaying spires
- The harbour whistles chant all through the night;
- Throats from strange ports, and beaches far and white,
- And fabulous oceans, ranged in motley choirs.
- Each to the other alien and unknown,
- Yet all, by some obscurely focussed force
- From brooding gulfs beyond the Zodiac’s course,
- Fused into one mysterious cosmic drone.
- Through shadowy dreams they send a marching line
- Of still more shadowy shapes and hints and views;
- Echoes from outer voids, and subtle clues
- To things which they themselves cannot define.
- And always in that chorus, faintly blent,
- We catch some notes no earth-ship ever sent.
XXXIII. Портовые гудки
- Над крышами, одна другой старей,
- Всю ночь звучит из порта песнь гудков;
- В том хоре голоса седых брегов,
- Чужих причалов, сказочных морей.
- Хоть каждый с остальными незнаком,
- Но под влияньем наведенных сил
- Из хмурых бездн, что Зодиак сокрыл,
- Слились все в гуле космоса одном.
- Туманом снов они пускают строй
- Неясных форм, намеков и картин,
- Отзвучий пустоты вовне, причин
- Вещей, самим что не постичь порой.
- И в этом хоре слышим мы всегда
- Те звуки, что не шлют с Земли суда.
XXXIV. Recapture
- The way led down a dark, half-wooded heath
- Where moss-grey boulders humped above the mould,
- And curious drops, disquieting and cold,
- Sprayed up from unseen streams in gulfs beneath.
- There was no wind, nor any trace of sound
- In puzzling shrub, or alien-featured tree,
- Nor any view before – till suddenly,
- Straight in my path, I saw a monstrous mound.
- Half to the sky those steep sides loomed upspread,
- Rank-grassed, and cluttered by a crumbling flight
- Of lava stairs that scaled the fear-topped height
- In steps too vast for any human tread.
- I shrieked – and knew what primal star and year
- Had sucked me back from man’s dream-transient sphere!
XXXIV. Поимка
- По мрачной пустоши тропа вела,
- Где в сером мху лежали валуны,
- И брызги, столь тревожны, холодны,
- Из вод взметались, бездна что гнала.
- Стих ветер, не доносился больше звук
- От древа чуждой формы и кустов,
- И тут, пейзаж пустынный расколов,
- Пред мной поднялся холм огромный вдруг.
- Взнеслись те склоны круто к небесам,
- По ним ступень обломки средь травы
- Взбирались до пугающей главы,
- Размером не под стать людским шагам.
- Узнал я в страхе год и свет звезды,
- Меня вернувшие с земной тщеты!
XXXV. Evening Star
- I saw it from that hidden, silent place
- Where the old wood half shuts the meadow in.
- It shone through all the sunset’s glories – thin
- At first, but with a slowly brightening face.
- Night came, and that lone beacon, amber-hued,
- Beat on my sight as never it did of old;
- The evening star – but grown a thousandfold
- More haunting in this hush and solitude.
- It traced strange pictures on the quivering air —
- Half-memories that had always filled my eyes —
- Vast towers and gardens; curious seas and skies
- Of some dim life – I never could tell where.
- But now I knew that through the cosmic dome
- Those rays were calling from my far, lost home.
XXXV. Вечерняя звезда
- Я в тайном месте на нее взирал,
- Где луг укрылся в вековом лесу.
- Она сверкала сквозь зари красу,
- Когда всю силу блеск ее набрал.
- В ночи маяк сей цвета янтаря
- Как никогда в былом меня потряс;
- Всех звезд светил он ярче в сотню раз,
- В тиши сильнее за душу беря.
- Являлись в воздухе картины те,
- Стояли что всегда в моих глазах —
- Сады и башни, дива в небесах
- Неясной жизни – я не ведал, где.
- Но вдруг я понял: через звездный свод
- В лучах тех дом забытый весть мне шлет.
XXXVI. Continuity
- There is in certain ancient things a trace
- Of some dim essence – more than form or weight;
- A tenuous aether, indeterminate,
- Yet linked with all the laws of time and space.
- A faint, veiled sign of continuities
- That outward eyes can never quite descry;
- Of locked dimensions harbouring years gone by,
- And out of reach except for hidden keys.
- It moves me most when slanting sunbeams glow
- On old farm buildings set against a hill,
- And paint with life the shapes which linger still
- From centuries less a dream than this we know.
- In that strange light I feel I am not far
- From the fixt mass whose sides the ages are.
XXXVI. Непрерывность
- В вещах старинных след порой явлен
- Неясной сути – более, чем вес;
- Эфир тончайший, словно из небес,
- Но с временем, пространством связан он.
- Знак непрерывности столь тускл, размыт,
- Что весь не обнаружить никогда;
- В нем заперты минувшие года,
- Ключом лишь тайным может быть открыт.
- Он трогает меня, когда закат
- Пылает в старых фермах под холмом
- И образы живит, что меньшим сном,
- Чем видно нам, эпох ярмо влачат.
- Я верю в странном свете том: близка
- Ко мне твердыня, грани чьи века.
Poemata Minora, Volume II / Маленькие стихотворения, Том II
To The Gods, Heroes, & Ideals Of The ANCIENTS
This Volume is Affectionately DEDICATED By A GREAT ADMIRER.
I submit to the publik these idle lines, hoping they will please. They form a sort of series, with my Odyssey, Iliad, Aeneid, and the like.
Данный том с любовью ПОСВЯЩАЕТСЯ ЯРЫМ ПОКЛОННИКОМ Богам, Героям и Идеалам ДРЕВНИХ
Представляю публике сии праздные строки с надеждой, что они ей понравятся. Вместе с моими «Одиссеей», «Илиадой», «Энеидой» и прочими они образуют что-то вроде цикла.
Ode to Selene or Diana
- Immortal Moon, in maiden splendour shine.
- Dispense thy beams, divine Latona’s child.
- Thy silver rays all grosser things define,
- And hide harsh truth in sweet illusion mild.
- In thy soft light, the city of unrest
- That stands so squalid in thy brother’s glare
- Throws off its habit, and in silence blest
- Becomes a vision, sparkling bright and fair.
- The modern world, with all its care & pain,
- The smoky streets, the hideous clanging mills,
- Face ‘neath thy beams, Selene, and again
- We dream as shepherds on Chaldœa’s hills.
- Take heed, Diana, of my humble plea.
- Convey me where my happiness may last —
- Draw me against the tide of time’s rough sea,
- And let my spirit rest amid the past.
Ода Селене, или Диане
- Луна, сияй же в девственном величье.
- Лучись, дитя Латоны неземной.
- В свету твоем вещей крупней обличье,
- Суровость правды скрыта мягкой мгой.
- Когда сверкаешь, город суетливый,
- Что в блеске брата твоего убог,
- Свой нрав меняет, и в тиши счастливой
- Блистает как виденье, чист и строг.
- Мир новый, боль где скрыла благодать,
- Где шум заводов, да в дыму аллеи,
- Глядит в тебя, Селена, и опять
- Мечтаем мы, как пастухи в Халдее.
- Диана, внемли моему прошенью.
- Туда неси, мое где счастье есть —
- Наперекор волн времени теченью,
- Покой души в былом дай мне обресть.
To the Old Pagan Religion
- Olympian Gods! How can I let ye go
- And pin my faith to this new Christian creed?
- Can I resign the deities I know
- For him who on a cross for man did bleed?
- How in my weakness can my hopes depend
- On one lone God, though mighty be his pow’r?
- Why can Jove’s host no more assistance lend,
- To soothe my pains, and cheer my troubled hour?
- Are there no Dryads on these wooded mounts
- O’er which I oft in desolation roam?
- Are there no Naiads in these crystal founts?
- Nor Nereids upon the ocean foam?
- Fast spreads the new; the older faith declines.
- The name of Christ resounds upon the air.
- But my wrack’d soul in solitude repines
- And gives the Gods their last-receivèd pray’r.
Древней языческой религии
- Олимпа Боги! Вас могу ль утратить
- И пригвоздиться к вере во Христа?
- Могу ль предать своих богов я ради
- Терпевшего мучения креста?
- И как же в слабости мне уповать
- На Бога одного, пусть он велик?
- Ужель мне не поможет Зевса рать
- В страданиях моих и в грусти миг?
- Неужто нет дриад в холмах лесистых,
- Где часто я брожу совсем один?
- И нет наяд в источниках сих чистых?
- И нереид среди морских глубин?
- Но никнет вера древности пред новой.
- Христово имя воздух сотрясает.
- Моя ж душа с расшатанной основой,
- Богов в мольбе последней призывает.
On the Ruin of Rome
- Low dost thou lie, O Rome, neath the foot of the Teuton
- Slaves are thy men, and bent to the will of thy conqueror:
- Whither hath gone, great city, the race
- that gave law to all nations,
- Subdu’d the east and the west,
- and made them bow down to thy consuls.
- Knew not defeat, but gave it to all who attack’d thee?
- Dead! and replac’d by these wretches
- who cower in confusion
- Dead! They who gave us this empire to guard and to live in
- Rome, thou didst fall from thy pow’r
- with the proud race that made thee,
- And we, base Italians, enjoy’d
- what we could not have builded.
На развалинах Рима
- Низко лежишь, о Рим, под пятою тевтона
- В рабстве мужи твои, чтут захватчика волю:
- Город великий, племя где то,
- что народы повергло,
- Запад с востоком
- пред консулами твоими склонив?
- Непобедимый, сдался ты всем нападавшим?
- Мертв! лишь отбросы жалкие
- вместо тебя
- Мертв! тот народ, что империю дал нам
- Рим, ты все ж пал,
- с гордым племенем, тебя сотворившим,
- А мы, итальяшки, владеем тем,
- чего недостойны.
To Pan
- Seated in a woodland glen
- By a shallow stream
- Once I fell a-musing, when
- I was lull’d into a dream.
- From the brook a shape arose
- Half a man and half a goat.
- Hoofs it had instead of toes
- And a beard adorn’d its throat.
- On a set of rustic reeds
- Sweetly play’d this hybrid man
- Naught car’d I for earthly needs,
- For I knew that this was Pan.
- Nymphs and Satyrs gather’d round
- To enjoy the lively sound.
- All too soon I woke in pain
- And return’d to haunts of men.
- But in rural vales I’d fain
- Live and hear Pan’s pipes again.
К Пану
- Раз в долине я лесной,
- Ручеек где пробегал,
- Наслаждался грез игрой
- И тихонько задремал.
- Воды разом отступили,
- Человек-козел возник.
- Вместо ног копыта были,
- Бородой украшен лик.
- На сиденье он простом
- Сладко трели выводил,
- Я забыл о всем земном —
- Ибо знал, что Пан то был.
- Вкруг сатиры, нимфы встали,
- Песням радостно внимали.
- Пробудясь от сказки сей,
- Я вернулся в быт людей.
- Лучше б жил я средь полей,
- Внемля звукам Пана флейт.
On the Vanity of Human Ambition
- Apollo, chasing Daphne, gain’d his prize
- But lo! she turn’d to wood before his eyes.
- More modern swains at golden prizes aim,
- And ever strive some worldly thing to claim.
- Yet ‘tis the same as in Apollo’s case,
- For, once attain’d, the purest gold seems base.
- All that men seek ‘s unworthy of the quest,
- Yet seek they will, and never pause for rest.
- True bliss, methinks, a man can only find
- In virtuous life, & cultivated mind.
На тщетность человеческих стремлений
- Гонялся Аполлон за Дафной зря:
- Схватил – в руках лишь дерева кора.
- И нынче метят пастушки на злато,
- Им вещи суетной добиться надо.
- Но Аполлона случай то как раз:
- Сокровище добыв, в нем видят грязь.
- Что люди ищут, поисков не стоит —
- Однако их ничто не успокоит.
- А истинное счастье, мнится мне,
- В безгрешности и развитом уме.
[To His Mother on Thanksgiving]
- Dear Mother: —
- If, as you start toward Lillie’s festive spread,
- You find me snoring loudly in my bed,
- Awake me not, for I would fain repose,
- And thro’ the day in quiet slumbers doze.
- But lest I starve, for lack of food to eat,
- Leave here a dish of Quaker Puffèd Wheat,
- Or breakfast biscuit, which, it matters not,
- To break my fast when out of bed I’ve got.
- And if to supper you perchance should stay,
- Thus to complete a glorious festive day,
- Announce the fact to me by Telephone,
- That whilst you eat, I may prepare my own.
[Матери на День благодарения]
- Дорогая мама —
- Когда на праздник к Лилли ты пойдешь,
- Храпящим громко коль меня найдешь,
- То не буди, покой так нужен мне,
- Хочу проспать весь день во сладком сне.
- Чтоб с голоду не умер я покуда,
- Поставь мне здесь пшеничных хлопьев блюдо
- Иль с завтрака осталось что печенье —
- Чем пост прервать вслед сна, мне нет значенья.
- А если ужинать там будешь вдруг,
- Веселый так чтоб завершить досуг,
- О сем по телефону извести —
- Я приготовлю сам, пока ешь ты.
The End of the Jackson War
- Indulgent sir, pray spare an inch or two,
- And print the carping critics’ joint adieu.
- So long it is since we began the fray
- That readers swear we’ve filched your Log away!
- Forgive, we beg, the sinners that presume
- To fill with venomed verse such precious room.
- Inflamed by war, and in a martial rage,
- We held a while the centre of the stage
- Till, blinded by each other’s furious fire,
- We battled on, forgetting to retire.
- But fiercest feuds draw sometimes to their ends,
- And ancient foemen live to meet as friends:
- So do we now, conjoin’d in lasting peace,
- Lay down our pens, and mutual slander cease.
- What sound is this? ‘Tis but a joyous yell
- From thankful thousands, as we say farewell.
Конец джексоновской войны
- О сэр, достанет дюйма для изданья
- От критиков совместного прощанья.
- Давно свою мы ссору развязали,
- Клянут уж нас, что ваш «Журнал» украли!
- Простите, молим, наши все грехи —
- В сокровищницу с ядом слать стихи.
- Неистовой захвачены борьбой,
- Удерживали сцену за собой,
- И яростным огнем ослеплены,
- Забыв об отдыхе, сражались мы.
- Стихает ярость распрей иногда,
- Друзьями сходятся враги тогда:
- Вот так и мы, мир прочный заключим,
- Отложим перья, ругань прекратим.
- Но что за шум? Звучит то ликованье
- От тысяч благодарных за прощанье.
The Teuton’s Battle-Song
Omnis erat vulnus unda
Terra rubefacta calido
Frendebat gladius in loricas
Gladius fludebat clypeus…
Non retrocedat vir a viro
Hoc fuit viri fortis nobilitas diu…
Laetus cerevisiam cum Asis
In summa sede bibam
Vitae clapsae sunt horae
Ridens moriar.
Regner Lodbrog
- The mighty Woden laughs upon his throne,
- And once more claims his children for his own.
- The voice of Thor resounds again on high,
- While arm’d Valkyries ride from out the sky:
- The Gods of Asgard all their pow’rs release
- To rouse the dullard from his dream of peace.
- Awake! ye hypocrites, and deign to scan
- The actions of your “brotherhood of Man”.
- Could your shrill pipings in the race impair
- The warlike impulse put by Nature there?
- Where now the gentle maxims of the school,
- The cant of preachers, and the Golden Rule?
- What feeble word or doctrine now can stay
- The tribe whose fathers own’d Valhalla’s sway?
- Too long restrain’d, the bloody tempest breaks,
- And Midgard ‘neath the tread of warriors shakes.
- On to thy death, Berserker bold! and try
- In acts of Godlike bravery to die!
- Who cares to find the heaven of the priest,
- When only warriors can with Woden feast?
- The flesh of Schrimnir, and the cup of mead,
- Are but for him who falls in martial deed:
- Yon luckless boor, that passive meets his end,
- May never in Valhalla’s court contend.
- Slay, brothers, slay! and bathe in crimson gore;
- Let Thor, triumphant, view the sport once more!
- All other thoughts are fading in the mist,
- But to attack, or if attack’d, resist.
- List, great Alfadur, to the clash of steel;
- How like a man does each brave swordsman feel!
- The cries of pain, the roars of rampant rage,
- In one vast symphony our ears engage.
- Strike! Strike him down! whoever bars the way;
- Let each kill many ere he die today!
- Ride o’er the weak; accomplish what ye can;
- The Gods are kindest to the strongest man!
- Why should we fear? What greater joy than this?
- Asgard alone could give us sweeter bliss!
- My strength is waning; dimly can I see
- The helmeted Valkyries close to me.
- Ten more I slay! How strange the thought of fear,
- With Woden’s mounted messengers so near!
- The darkness comes; I feel my spirit rise;
- A kind Valkyrie bears me to the skies.
- With conscience clear, I quit the earth below,
- The boundless joys of Woden’s halls to know.
- The grove of Glasir soon shall I behold,
- And on Valhalla’s tablets be enroll’d:
- There to remain, till Heindall’s horn shall sound,
- And Ragnarok enclose creation round;
- And Bifrost break beneath bold Surtur’s horde,
- And Gods and men fall dead beneath the sword;
- When sun shall die, and sea devour the land,
- And stars descend, and naught but Chaos stand.
- Then shall Alfadur make his realm anew,
- And Gods and men with purer life indue.
- In that blest country shall Abundance reign,
- Nor shall one vice or woe of earth remain.
- Then, not before, shall men their battles cease,
- And live at last in universal peace.
- Thro’ cloudless heavens shall the eagle soar,
- And happiness prevail for evermore.
Тевтонская боевая песнь
Каждая рана потоком
Землю багрила теплым вином
Меч звенел о латы
Меч крошил щиты…
Воин с воином сошлись
Сей воин храбрый славен давно…
Радостный, брагу из земли Азийской,
Воссев на вершине, я выпью.
Жизни ускользают часы.
Смеющийся, умру.
Регнер Лодброг
- На троне в смехе Вотан-вседержитель
- Сзывает отпрысков к себе в обитель.
- Раскаты Тора вновь в выси гремят,
- Валькирии с оружием летят:
- Все силы грозных Асгарда богов
- Тупиц пробудят от их мирных снов.
- Проснитесь и извольте же, ханжи,
- Узреть дела об «общем братстве» лжи.
- Мог заглушить ли в расе визг ваш чванный
- Воинственный порыв, Природой данный?
- Где ж добренькие максимы для школ
- И Золотое Правило от зол?
- Каким призывом жалким вы б сдержали
- То племя, чьих отцов в Вальхаллу брали?
- Сгущается кровавой бури мрак,
- И Мидгард сотрясает марша шаг.
- Себя ты смертью, берсерк, обагри!
- В божественном бесстрашии умри!
- Кого заботят небеса святош,
- Коль воин лишь на Вотана пир вхож?
- И плоть Сэхримнира, и чаша меда
- Для бьющихся до смертного исхода:
- Трусливой смерти снесшему позор
- Вовеки не вступить в Вальхаллы двор.
- Несите ж смерть! Омоет пусть вас кровь,
- Ликуя, Тор узрит охоту вновь!
- Одна лишь мысль ясна – атаковать,
- Коль атакован – так не отступать.
- Услышь, Альфедр, удары с бойни,
- Как чувствует себя мужчиной воин!
- Рев ярости свирепой, боли глас
- Сливаются в симфонию для нас.
- Рази! – кто не вставал бы на дороге;
- Пред смертью пусть зарежет каждый многих!
- Над слабым будь; что можешь, то исполни —
- К сильнейшим Боги только благосклонны!
- Бояться? С чем такой восторг сравним?
- Нас осчастливить Асгард мог один!
- Но тают силы, смутно вижу я,
- Валькирии уж около меня.
- Убил еще десяток! Чужд мне страх —
- Совсем ведь рядом девы на конях!
- Вот пала тьма, и дух оставил тело,
- Валькирия со мною ввысь взлетела.
- Чист совестью, я покидаю мир,
- Узнать чтоб Вотана веселый пир.
- Увижу вскоре рощи Гласир чудо
- И занесен в Вальхаллы списки буду:
- Там ждать, когда задует Хеймдалль в рог,
- Замкнет кольцо творенья Рагнарёк,
- Биврест разрушит Суртура орда,
- Богов, людей пожнет меча страда,
- Исчезнет солнце, море сушь сожрет,
- Погаснут звезды, Хаос снизойдет.
- Затем Альфедр создаст свой мир по новой,
- Богов, людей с чистейшею основой.
- Придет страна блаженная Обилья,
- Не будет в ней пороков и насилья.
- Оставят люди лишь тогда сраженья,
- Покой охватит грани все творенья.
- А в ясном небе воспарит орел,
- И счастье навсегда займет престол.
On Receiving a Picture of Swans
- With pensive grace the melancholy Swan
- Mourns o’er the tomb of luckless Phaëton;
- On grassy banks the weeping poplars wave,
- And guard with tender care the wat’ry grave.
- Would that I might, should I too proudly claim
- An Heav’nly parent, or a Godlike fame,
- When flown too high, and dash’d to depths below,
- Receive such tribute as a Cygnus’ woe!
- The faithful bird, that dumbly floats along,
- Sighs all the deeper for his want of song.
На получение открытки с лебедями
- Печальный Лебедь с грацией унылой
- Скорбит над фаэтоновой могилой;
- В слезах качают тополя листвой,
- Могилы водной берегут покой.
- Я б мог, воздать просил бы величаво
- Небесным родом или божьей славой,
- Когда, поднявшись ввысь и пав в глубины,
- Обрел в награду б плач лишь лебединый!
- А верный лебедь молча проплывает,
- В тоске по песне глубже все вздыхает.
Temperance Song
[Tune: “The Bonnie Blue Flag”]
- 1. We are a band of brothers
- Who fight the demon Rum,
- With all our strength until at length
- A better time shall come.
- (Chorus)
- Hurrah! Hurrah! for Temperance, Hurrah!
- ‘Tis sweet to think that deadly drink
- Some day no more shall mar!
- 2. We’ll drive from off our table,
- We’ll drive from out our gate
- The gross offence that clouds our sense,
- And leads to dismal Fate.
- 3. We’ll stop the bloated brewer,
- We’ll close the foul saloon,
- We’ll teach the land to understand
- How mighty is our boon.
- 4. If aught our progress hinder,
- Or check our upward course,
- We’ll scorn the hand that threats our stand
- And strive with double force.
- 5. And when at last we triumph;
- When whiskey fades from view;
- The drunkard slave no more shall crave,
- But join our legions, too!
Песнь трезвости
- На мелодию «Прекрасного Синего Флага»
- 1. Отряд мы братьев стойкий,
- 1. Мы бьемся с Ромом злым
- 1. И в силу всю идем ко дню,
- 1. Настанет что благим.
- Припев:
- Ура! Ура! И Трезвости ура!
- Я верить рад, что спирта яд
- Уйдет с пути добра!
- 2. Мы скинем со стола,
- 1. Изгоним за порог
- 1. Греха тот вид, что ум мутит
- 1. И жизни косит срок.
- 3. Закроем пивоварни
- 1. И каждый мерзкий бар,
- 1. Поймут тогда, и навсегда,
- 1. Огромен как наш дар.
- 4. Мешать нам вдруг что будет,
- 1. Иль сдержит наш подъем,
- 1. Презрим мы то, грозит нам что,
- 1. И снова в бой пойдем.
- 5. Когда ж придет победа,
- 1. И сгинет виски вон,
- 1. Пропойца-раб не будет слаб,
- 1. В наш вступит легион!
The Poe-et’s Nightmare
A Fable
Luxus tumultus semper causa est.
- Lucullus Languish, student of the skies,
- And connoisseur of rarebits and mince pies,
- A bard by choice, a grocer’s clerk by trade,
- (Grown pessimist through honours long delay’d)
- A secret yearning bore, that he might shine
- In breathing numbers, and in song divine.
- Each day his fountain pen was wont to drop
- An ode or dirge or two about the shop,
- Yet naught could strike the chord within his heart
- That throbb’d for poesy, and cry’d for art.
- Each eve he sought his bashful Muse to wake
- With overdoses of ice cream and cake,
- But though th’ ambitious youth a dreamer grew,
- Th’ Aonian Nymph delcin’d to come to view.
- Sometimes at dusk he scour’d the heav’ns afar
- Searching for raptures in the evening star;
- One night he strove to catch a tale untold
- In crystal deeps – but only caught a cold.
- So pin’d Lucullus with his lofty woe,
- Till one drear day he bought a set of Poe:
- Charm’d with the cheerful horrors there display’d,
- He vow’d with gloom to woo the Heav’nly Maid.
- Of Auber’s Tarn and Yaanek’s slope he dreams,
- And weaves an hundred Ravens in his schemes.
- Not far from our young hero’s peaceful home,
- Lies the fair grove wherein he loves to roam.
- Tho’ but a stunted copse in vacant lot,
- He dubs it Tempe, and adores the spot;
- When shallow puddles dot the wooded plain,
- And brim o’er muddy banks with muddy rain,
- He calls them limpid lakes or poison pools,
- (Depending on which bard his fancy rules).
- ‘Tis here he comes with Heliconian fire
- On Sundays when he smites the Attic lyre;
- And here one afternoon he brought his gloom,
- Resolv’d to chant a poet’s lay of doom.
- Roget’s Thesaurus, and a book of rhymes,
- Provide the rungs whereon his spirit climbs:
- With this grave retinue he trod the grove
- And pray’d the Fauns he might a Poe-et prove.
- But sad to tell, ere Pegasus flew high,
- The not unrelish’d supper hour drew nigh;
- Our tuneful swain th’ imperious call attends,
- And soon above the groaning table bends.
- Though it were too prosaic to relate
- Th’ exact particulars of what he ate,
- (Such long-drawn lists the hasty reader skips,
- Like Homer’s well-known catalogue of ships)
- This much we swear: that as adjournment near’d,
- A monstrous lot of cake had disappear’d!
- Soon to his chamber the young bard repairs,
- And courts soft Somnus with sweet Lydian airs;
- Thro’ open casement scans the star-strown deep,
- And ‘neath Orion’s beams sinks off to sleep.
- Now start from airy dell the elfin train
- That dance each midnight o’er the sleeping plain,
- To bless the just, or cast a warning spell
- On those who dine not wisely, but too well.
- First Deacon Smith they plague, whose nasal glow
- Comes from what Holmes hath call’d “Elixir Pro”;
- Group’d round the couch his visage they deride,
- Whilst through his dreams unnumber’d serpents glide.
- Next troop the little folk into the room
- Where snore our young Endymion, swath’d in gloom:
- A smile lights up his boyish face, whilst he
- Dreams of the moon – or what he ate at tea.
- The chieftain elf th’ unconscious youth surveys,
- And on his form a strange enchantment lays:
- Those lips, that lately trill’d with frosted cake,
- Uneasy sounds in slumbrous fashion make;
- At length their owner’s fancies they rehearse,
- And lisp this awesome Poe-em in blank verse:
Небылица
Чрезмерность враг покоя неизменно.
- Лукулл, что Лэнгвиш, астроном-любитель
- Гренков и сладких пирожков ценитель,
- Душою бард, занятьем – продавец,
- (Унынья полон: славы где ж венец?)
- Желанье тайное имел: блистать
- Живым стихом и песнею вещать.
- Перо ж строчило ежедневно с ходу
- О лавке панихиду или оду:
- Увы, не полнилось высоким чувством
- Поэта сердце, билось что искусством.
- Взывал он к музе робкой вечерами
- Пирожными и прочими сластями,
- Хоть из подростка вырос фантазер,
- Не тешил образ аониды взор.
- На небо он смотрел в закатный час,
- В звезде вечерней чтоб обресть экстаз;
- Раз ночью взялся ухватить гимн чуду
- В глуби кристальной – подхватил простуду.
- Тужил Лукулл от горя своего,
- Пока однажды не купил книг По:
- Пленившись ужасами на страницах,
- Поклялся хмуро, что придет девица.
- Зрит в грезах Йанек, озеро Обера,