-
Жанры
- Военное дело
- Деловая литература
- Детективы и Триллеры
- Детское
- Документальная литература
- Домоводство (Дом и семья)
- Драматургия
- Зарубежная литература
- Классика
- Книги по психологии
- Компьютеры и Интернет
- Любовные романы
- Наука, Образование
- Неотсортированное
- Поэзия
- Приключения
- Проза
- Прочее
- Религия и духовность
- Справочная литература
- Старинное
- Техника
- Фантастика
- Фольклор
- Юмор
- Серии
- Подборки
- Рецензии
- Авторы
- Читатели
Назад
-
Жанры
Назад
- Военное дело
- Деловая литература
- Детективы и Триллеры
- Детское
- Документальная литература
- Домоводство (Дом и семья)
- Драматургия
- Зарубежная литература
- Классика
- Книги по психологии
- Компьютеры и Интернет
- Любовные романы
- Наука, Образование
- Неотсортированное
- Поэзия
- Приключения
- Проза
- Прочее
- Религия и духовность
- Справочная литература
- Старинное
- Техника
- Фантастика
- Фольклор
- Юмор
- Серии
- Подборки
- Рецензии
- Авторы
- Читатели
Шукшин Василий Макарович скачать все книги 127 книг
Выводить по 24
По рейтингу
«Был конец апреля. С карнизов домов срывались крупные капли, теплый ветер сдувал их, они мягко шлепались в стекла окон и медленно сползали.
«...Прочитал Моня, что вечный двигатель невозможен… Прочитал, что многие и многие пытались все же изобрести такой двигатель… Посмотрел внимательно рисунки тех „вечных двигателей“, какие – в разные времена – предлагались… И задумался. Что трение там, законы механики – он все это пропустил, а сразу с головой ушел в изобретение такого „вечного двигателя“, какого еще не было. Он почему-то не поверил, что такой двигатель невозможен. Как-то так бывало с ним, что на всякие трезвые мысли… от всяких трезвых мыслей он с пренебрежением отмахивался и думал свое: „Да ладно, будут тут мне…“ И теперь он тоже думал: „Да ну!.. Что значит – невозможен?“»
«…Он поразительно красив, в субботу сходит в баню, пропарится, стащит с себя недельную шоферскую грязь, наденет свежую рубаху – молодой бог! Глаза ясные, умные… Женственные губы ало цветут на смуглом лице. Сросшиеся брови, как два вороньих крыла, размахнулись в капризном изгибе. Черт его знает!.. Природа, кажется, иногда шутит. Ну зачем ему! Он и сам говорит: «Это мне – до фени». Ему все «до фени». Тридцать шесть лет – ни семьи, ни хозяйства настоящего. Знает свое – матерщинничать да к одиноким бабам по ночам шастать. Шастает ко всем подряд, без разбора. Ему это – тоже «до фени». Как назло кому: любит постарше и пострашней.
«...Ермолай Воеводин копался еще в своей завозне – тесал дышло для брички. В завозне пахло сосновой стружкой, махрой и остывающими тесовыми стенами. Свету в завозне было уже мало. Ермолай щурился и, попадая рубанком на сучки, по привычке ласково матерился.
«Дни горели белым огнем. Земля была горячая, деревья тоже были горячие. Сухая трава шуршала под ногами.
«Против председателя сельсовета, боком к столу, утонув в новеньком, необъятном кресле (председатель сам очень удивился, когда к нему завезли эти мягкие, пахучие громадины – три штуки! „Прям как бабы хорошие!“ – сказал он тогда), сидел не старый еще, седой мужчина в прекрасном светлом костюме, худощавый, чуть хмельной, весело отвечал на вопросы.
«...– Пойдем, поправься. – Витьке понравилась девушка – миловидная, стройненькая… А ее припухлость и особенно откровенность, с какой она призналась в своей несостоятельности, даже как-то взволновали.
«Деду было семьдесят три, Петьке, внуку, – тринадцать. Дед был сухой и нервный и страдал глухотой. Петька, не по возрасту самостоятельный и длинный, был стыдлив и упрям. Они дружили.
«Старик Наум Евстигнеич хворал с похмелья. Лежал на печке, стонал.
«...Человек попытался заснуть и не мог. Он потихоньку, чтоб не разбудить жену, встал, надел пижаму, пошел в другую комнату, включил свет и сел к столу. И глубоко задумался.
«…Тот, что постарше, спокойный, грузный, бросил под ногу окурок, затоптал. Посмотрел задумчиво в землю и поднял голову…
«…Вдоль берега шли двое: старик и малый лет десяти – Петька. Петька до того белобрыс, что кажется: подуй ветер сильнее, и волосы его облетят, как одуванчик.
«...– Люди, они ведь как – сегодняшним днем живут, – рассуждал Баев. – А жизнь надо всю на прострел брать. Смета!.. – Баев делал выразительное лицо, при этом верхняя губа его уползала куда-то к носу, а глаза узились щелками – так и казалось, что он сейчас скажет: «сево?» – Смета! Какой же умный хозяин примется рубить дом, если заранее не прикинет, сколько у него есть чего. В учетном деле и называется – смета. А то ведь как: вот размахнулся на крестовый дом – широко жить собрался, а умишка, глядишь, на пятистенок едва-едва. Просадит силенки до тридцати годов, нашумит, наорется, а дальше – пшик.
«Его и звали-то – не Алеша, он был Костя Валиков, но все в деревне звали его Алешей Бесконвойным. А звали его так вот за что: за редкую в наши дни безответственность, неуправляемость...»
Войдите
Восстановить доступ
Моя библиотека
Куда вы хотите сохранить книгу?
Успех
Вы успешно зарегестрировались на сайте. На Вашу почту было отправлено письмо с паролем. Рекомендуем сменить автоматический пароль на более безопассный
Успех
Спасибо за Ваш отзыв. Он появится на сайте как только пройдёт модерацию.